До последнего слова  - Тамара Айленд Стоун

Представляю Кэролайн в одной из ее футболок с забавными надписями и с сэндвичем посреди ведер и совков, и мне хочется плакать. Или с силой что-нибудь ударить. А может, и то и другое.

– Думаю, ее дразнили и обижали. Она рассказала мистеру Б., что друзей у нее нет, что ей слишком неловко есть одной во дворе, поэтому она обедает в кладовке, и что больше ей некуда пойти.

Сердце замирает в груди. Помню, как в начале года на приеме у Психо-Сью сказала примерно то же самое. Она тогда спросила, почему я продолжаю общаться с «Восьмеркой». А я ответила, что мне больше некуда идти.

– Кэролайн и мистер Б. подружились. Он начал обедать вместе с ней. Через какое-то время она рассказала ему о своих стихах, а потом даже дала кое-что почитать. Рассказала, что ее посетила безумная идея организовать тайное поэтическое общество. Но мистер Б. не счел эту мысль безумной. Он показал ей комнату в подвале театра, которой вот уже многие годы совершенно не пользуется театральный кружок. Он поставил замок на дверь, замаскировал петли и швы краской, сделал внутри перестановку. Кэролайн начала заклеивать своими стихами один из углов комнаты. Впоследствии она встретила несколько новых друзей, которым смогла доверять, рассказала им об этой комнате – и к концу года стихи появились и на других стенах. Оказалось, что такое убежище нужно не только ей.

Я пришла к Эй-Джею, чтобы узнать, что привело его в «Уголок поэта», но, когда он произносит последнюю фразу, все становится на свои места. На глазах у меня выступают слезы.

– Но и тебе? – спрашиваю я, и он кивает.

– В девятом классе я был в одной группе с Эмили по английскому. Мне по-прежнему было сложно отвечать на уроках, и она заметила, что я играю на невидимой гитаре, когда нервничаю. И спросила, что это за странная привычка. В конечном счете именно она привела меня в подвал.

– Эй-Джей… – шепчу я, вытирая слезы. Как же мне хочется обнять его за шею и поцеловать, как это было уже тысячу раз за последние недели. Но я не знаю, чем это закончится, и очень боюсь. Вдруг он меня оттолкнет? Вдруг скажет, что между нами все кончено? Я не хочу его терять, но порой мне кажется, будто это уже случилось. Мне не хватает его прикосновений. Сердце колотится, руки начинают дрожать, мысли вновь закручиваются в беспощадный водоворот. Меня охватывает паника.

Почему же он не прикасается ко мне?

И тут мои мысли исчезают так же внезапно, как появились. В сознании воцаряются спокойствие и тишина. Я точно знаю, что делать.

Кэролайн подсказывала мне слова, и они всегда оказывались кстати. Но это всегда были не ее слова. А мои собственные. Оба раза именно мои слова убедили Эй-Джея пустить меня в «Уголок поэта». Когда я рассказывала, как подбираю названия для своих плей-листов, он слушал очень внимательно и задавал вопросы. Когда мы остались в бассейне наедине, он просил с ним поговорить. Затем, когда я открыла ему свои мысли, поцеловал меня. Каждое откровение сближает нас.

Он хочет, чтобы я с ним поговорила.

И вдруг я слышу спокойный голос Кэролайн, причем так отчетливо, словно она сидит рядом.

Не думай ни о чем. Просто начни.

Бросаю взгляд за левое плечо, ожидая увидеть ее, но там никого нет. Я следую ее совету.

– Порой меня изводят мои же собственные мысли, – говорю я в той манере, которую он больше всего любит – не подбирая слов и даже не зная, что скажу дальше. Рассказ льется сам собой. Трижды с силой царапаю шею, но мне уже все равно, заметит он или нет. – Началось это уже очень давно, когда я была совсем маленькой. И избавиться от них я никак не могу. Не получается уснуть без снотворного. Мой разум… работает бесперебойно. В одиннадцать лет мне диагностировали ОКР. С тех пор я принимаю таблетки от повышенной тревожности. Каждую среду я хожу к замечательному психиатру по имени Сью, она мой самый настоящий спасательный круг в этом океане безумия.

Говорить сложнее, чем я ожидала. Делаю паузу, чтобы собраться с мыслями, и оглядываюсь на стены спальни, завешанные плакатами, на заваленный вещами стол. Рядом с гитарой на полу замечаю папку с текстами, и это меня успокаивает. Встряхиваю руки.

– Уже довольно давно дружба с «Восьмеркой» дается мне… нелегко. Поэтому мы со Сью решили, что с начала учебного года я постараюсь направить свою энергию в более позитивное русло – например, сосредоточусь на тренировках в бассейне. И это дало свои плоды. Потом я встретила Кэролайн, и все в моей жизни стало еще лучше. Я отыскала «Уголок поэта», начала писать стихи, познакомилась с замечательными людьми, ближе узнала тебя. И впервые за многие годы почувствовала себя совсем здоровой. Решила, что иду на поправку. Но оказалось, болезнь прогрессировала.

Внимательно наблюдаю за языком его тела, за тем, как оно реагирует на мои признания. Точно так же я делаю на приеме у Сью. Движения у Эй-Джея едва заметные, почти неуловимые, но я замечаю, когда он начинает сильнее опираться на руку или слегка наклоняется в мою сторону.

Дай себе полную свободу.

– Кэролайн была моей подругой, – продолжаю я, а по щекам вновь начинают течь слезы. – Но теперь, когда она исчезла, я не знаю, что чувствовать. Мне неловко, что я вообще ее придумала, и в то же время грустно, что она перестала быть частью моей жизни.

Не замолкай.

– Пока я была в «Уголке поэта» сегодня днем, я кое-что поняла. Я не жалею, что воскресила ее к жизни. Ни на секунду. Потому что она обладает такими качествами, которые помогли мне стать лучше. Говорит, что думает, не переживает о мнении окружающих. Мне всегда было страшно становиться таким человеком, и в то же время я хочу быть именно такой, причем всегда, а не только наедине с тобой и не только в обеденный перерыв по понедельникам и четвергам.

Кажется, рассказ получается слишком сбивчивым, но остановиться я уже не в силах. Слова сами срываются у меня с губ, а я по-прежнему мечтаю, чтобы он прикоснулся ко мне, обнял, поцеловал, сделал что угодно, чтобы я наконец замолчала. Но он безмолвствует и не двигается. Он внимательно слушает.

– У меня такое чувство, словно она знала о том, что мне пора стать лучше. И показала, где вас найти. Вас всех. Семь замечательных друзей, которые помогли нам с ней наконец расстаться.

– Сэм, – говорит он, и, прежде чем я успеваю понять, каким тоном он произнес мое имя, он подсаживается ко мне вплотную и берет мое лицо в свои ладони. Прижимается лбом к моему, совсем как в тот вечер в бассейне. Я жду, что он меня поцелует, но этого не происходит.

Продолжай.

– Прости, что я раньше тебе не рассказала о своем диагнозе. Понимаю, что должна была, но мне всю жизнь хотелось быть нормальной… Рядом с тобой мне казалось, что я именно такая. Я боялась, что, если расскажу тебе правду, это чувство уйдет.

Он смеется.

– Это рядом со мной-то ты себя чувствовала нормальной? Но я ведь и сам немного того, ты учти!